Что касается Барри Вайса, он испытывал странную тревогу, нечто вроде предчувствия важного события. Репортёр называл это «рудиментом подготовки морского пехотинца», хотя никогда не принимал участия в боевых действиях. Но однажды январской ночью в Багдаде он начал смотреть в окно за сорок минут до того, как на город упали первые бомбы с американских бомбардировщиков «Стелс», и продолжал смотреть до тех пор, пока наблюдатели американских ВВС не сообщили, что здание компании AT&T разрушено первыми бомбами. Вайс схватил за руку продюсера и сказал, чтобы тот внимательно смотрел по сторонам. Второй бывший сержант морской пехоты кивнул в знак согласия. Ему тоже показалось тревожным, что лица трех священников стали внезапно такими угрюмыми, хотя до телефонного звонка они были приветливыми. Для того чтобы старый итальянский кардинал так помрачнел, у него должна быть весьма серьёзная причина, в этом они не сомневались. Что бы здесь ни происходило, приятным это не назовёшь, и результатом часто становилась сенсационная тема для передачи новостей. К тому же они находились всего в нескольких секундах от микроавтобуса, который мог мгновенно установить связь с Атлантой через спутник. Подобно охотникам, услышавшим первое шуршание листьев в лесу, четыре сотрудника CNN беспокойно смотрели по сторонам, ожидая появления добычи.
— Преподобный Ю! — воскликнул Янг Куон и подбежал к месту, где стояли священники.
— Ваше преосвященство, это один из моих прихожан, мистер Янг.
— Buon giorno, — вежливо поздоровался ДиМило. Он оглянулся и увидел, что телевизионщики ведут съёмку, стараясь держаться в стороне. Они вели себя более вежливо, чем ожидал кардинал. Пока Ю говорил с Янгом, ДиМило подошёл к Барри Вайсу, чтобы объяснить создавшуюся ситуацию. — Вы были правы, когда заметили, что отношения между католиками и баптистами не всегда такие дружеские, как следовало бы, но в этом вопросе мы стоим плечом к плечу. На втором этаже правительственные чиновники собираются умертвить человеческое дитя. Ю хочет спасти младенца. Мы с Францем попытаемся помочь ему.
— Вас могут ожидать неприятности, сэр, — предостерёг его Вайс. — Служба безопасности в этой стране не будет стесняться в средствах. Мне приходилось наблюдать такое и раньше.
ДиМило внешне не производил внушительного впечатления. Он был маленького роста и весил на добрых тридцать фунтов больше, чем следовало. Его волосы редели, а кожа стала дряблой от старости. «Наверно, — подумал Вайс, — кардинал задыхался, с трудом преодолев два лестничных пролёта». Несмотря на все это, итальянский кардинал призвал на помощь всё своё мужество и менялся прямо перед глазами американца. Его приветливая улыбка и мягкое поведение улетучились как туман. Теперь он больше походил на генерала на поле битвы.
— Жизнь невинного ребёнка в опасности, синьор Вайс, — сказал он, да большего и не требовалось. Кардинал подошёл к своему китайскому коллеге.
— Ты заснял это? — спросил Вайс у своего оператора, Пита Николса.
— Можешь не сомневаться, Барри! — ответил оператор, не отрываясь от окуляра камеры.
Янг указал направление, и Ю пошёл туда. За ними последовали ДиМило и Шепке.
В вестибюле дежурный клерк поднял телефонную трубку и что-то произнёс. Бригада CNN тоже поднялась по лестнице на второй этаж.
Этаж, на котором располагались отделения акушерства и гинекологии, выглядел даже хуже вестибюля, хотя это казалось невозможным. Они услышали крики, стоны и плач рожениц, потому что в Китае система общественного здравоохранения не тратит лекарств на женщин, производящих детей на свет. Вайс догнал идущих впереди и увидел, как Янг, будущий отец ребёнка, остановился в коридоре, пытаясь опознать голос жены. По-видимому, он потерпел неудачу, потому что подошёл к столу, за которым сидела медсестра, и спросил, где находится его жена. Медсестра ответила, что им нечего здесь делать, и потребовала, чтобы они немедленно ушли. Янг выпрямился, полный чувства достоинства и страха, и повторил вопрос. И снова медсестра потребовала, чтобы он покинул больницу. Тогда Янг нарушил все правила, протянул руку и схватил сестру за горло. Она была потрясена столь серьёзным нарушением её власти как медицинского работника, облачённого государственными полномочиями, попыталась вырваться, но его рука сжимала её слишком сильно. Медсестра посмотрела ему в глаза и впервые поняла, что в них больше нет страха. Теперь в них отражалась ярость человека, способного на убийство, потому что человеческие инстинкты Янга одержали верх над его воспитанием в обществе, в котором он прожил свои тридцать шесть лет. Его жена и ребёнок были в опасности, прямо здесь и в этот самый момент. Он был готов встретить дракона, дышащего пламенем, и к черту все последствия! Медсестра подчинилась и показала налево. Янг поспешно пошёл в указанную сторону, за ним последовали трое священников, от которых не отставала бригада CNN. Медсестра потрогала шею и кашлянула, чтобы вернуть дыхание, по-прежнему слишком удивлённая, чтобы испытывать страх. Она никак не могла понять, почему этот человек не подчинился её приказу.
Янг Лиен Хуа находилась в родильной палате №3. Стены здесь были из жёлтого глазурированного кирпича, кафельный пол за много лет стёрся и стал теперь коричнево-серым.
Для Цветка Лотоса все происходящее стало кошмаром, которому не было конца. Она осталась одна, совсем одна в этом здании жизни и смерти, чувствовала, как схватки все усиливаются и сливаются в единое напряжение её мышц, выталкивая нерожденного ребёнка ближе к свету, к миру, которому он не был нужен. Она видела выражение печали и покорности на лицах медсестёр, потому что они ожидали, как с минуты на минуту здесь появится смерть. Все они привыкли воспринимать неизбежность и пытались отойти подальше от стола, на котором лежала Лиен Хуа, потому что предстоящее настолько противоречило всем человеческим инстинктам, что единственный способ присутствовать здесь и ничего не видеть заключался в том, чтобы оказаться где-то в сторонке. Поскольку они не могли уйти, то по крайней мере старались находиться как можно дальше.