В Китае за попытками подобного обмана следило Министерство финансов, незаконнорождённый сирота в марксистской стране, где работали бюрократы, которые старались изо дня в день совершать самые разные невозможные вещи. Первая и самая простая невозможная вещь — потому что делать это было необходимо — заключалась в том, что высокопоставленным руководителям министерства приходилось отбросить все, чему их учили в университетах и на партийных собраниях. Чтобы успешно функционировать в мировой финансовой системе, им приходилось понимать и действовать в соответствии с мировыми денежными правилами, вместо того чтобы руководствоваться положениями Священного Писания Карла Маркса.
Таким образом, Министерство финансов оказалось в незавидном положении — ему приходилось объяснять коммунистическому духовенству, что их бог является фальшивым богом, что идеальная теоретическая модель просто не в состоянии функционировать в современном реальном мире, и поэтому им приходилось склоняться перед реальностью, которую они отвергали. Чиновники, работающие в министерстве, были главным образом наблюдателями, вроде детей, играющих в компьютерные игры, в которые они не верили, но всё-таки с удовольствием играли. Некоторые из этих чиновников были незаурядными личностями и умело играли в эти игры, иногда им даже удавалось получать прибыль от своих торговых сделок и трансакций. Такие специалисты продвигались по службе и получали высокий статус в министерстве. Кое-кто даже имел свои личные автомобили, ездил в них на службу и поддерживал дружеские отношения с новым классом местных промышленников, которые сбросили идеологические смирительные рубашки и функционировали, как капиталисты, внутри коммунистического общества. Это обогащало нацию и приносило им умеренную благодарность, если не уважение, со стороны политических владык, подобно тому, как хвалят хорошую сторожевую собаку. Эта группа промышленников тесно сотрудничала с Министерством финансов и при этом оказывала влияние на бюрократию, которая распоряжалась доходом, приносимым промышленниками в их страну.
Результатом всей этой деятельности было то, что Министерство финансов непреклонно и довольно быстро удалялось от Подлинной Веры в марксизм и уходило в серый промежуточный мир социалистического капитализма — в мир, у которого не было ни названия, ни определённого тождества. По сути дела, каждый министр финансов удалялся от марксизма в большей или меньшей степени, в зависимости от его предыдущего религиозного пыла, поскольку один за другим все они видели, что их страна должна играть по международным правилам. Между прочим, эта игра приносила процветание Китайской Народной Республике, которого не сумели добиться за предыдущие пятьдесят лет строгого соблюдения идей Маркса и Мао.
Прямым результатом этого неминуемого процесса стало то, что министр финансов стал кандидатом, хотя и не полным членом Политбюро. Он имел право выражать своё мнение, но не мог принимать участия в голосовании. Его слова оценивались теми, кто никогда не пробовал понять их или разобраться в мире, в котором он работал.
Этим министром был человек по имени Киан. Это слово, между прочим, означало на китайском языке деньги или монеты. Он занимал этот пост в течение шести лет. По своему образованию он был инженером. На протяжении двадцати лет он строил железные дороги в северо-восточной части страны и проявил себя на этом участке так хорошо, что его назначили на пост министра. Киан справлялся со своей министерской должностью вполне успешно, таким было мнение международного финансового сообщества. Однако Киан Куну часто приходилось объяснять Политбюро, что оно может делать и что не может. Это означало, что его мнение часто вызывало неудовольствие членов Политбюро и присутствие министра финансов в зале заседаний было равносильно появлению там чумной крысы. Министр боялся, что сегодня ему предстоит ещё один такой день, когда он, сидя в своём служебном автомобиле, ехал на заседание Политбюро.
В одиннадцати часовых поясах от Пекина, на Парк-авеню в Нью-Йорке, происходило другое совещание. Сеть модных магазинов, занимающаяся удовлетворением желаний богатых американских женщин, носила название «Баттерфляй». Эти магазины торговали модными платьями из новых микроволокнистых тканей, сшитыми по эскизам блестящего молодого итальянского дизайнера, жившего во Флоренции. Сейчас фирма «Баттерфляй» занимала шесть процентов рынка, что является очень крупным достижением в Америке.
Однако возникла проблема. Все ткани производились в Китайской Народной Республике, на фабрике недалеко от огромного портового города Шанхая. Затем их разрезали и паковали на другой фабрике в соседнем городе Янчене.
Председателю совета директоров фирмы было всего тридцать два года, и после десяти лет напряжённой работы он собирался осуществить свою мечту, о которой думал, ещё когда учился в средней школе Эразмуса в Бруклине. Почти каждый день после окончания института Пратта он стремился расширить и улучшить свой бизнес, и вот, наконец, настало его время. У него появилась возможность купить реактивный «Гольфстрим», на котором он сможет летать в Париж всякий раз, когда возникает желание, приобрести дом на холмах Тосканы и ещё один в Аспене, и вообще жить так, как он заслужил.
Если не принимать во внимание одно маленькое препятствие. У его самого крупного и наиболее посещаемого магазина на углу Парк-авеню и 50-й стрит совершалось нечто совершенно невероятное, похожее на прибытие марсиан. У магазина происходили демонстрации. Люди, одетые в платья от Версаче, собрались у магазина с плакатами, прикреплёнными к деревянным палкам. На плакатах были надписи, выражающие недовольство тем, что «Баттерфляй» ведёт торговлю со страной варваров. У кого-то в руках было даже изображение китайского флага со свастикой на нём, и преуспевающий бизнес никак не хотел быть связанным с этим гнусным логотипом Гитлера.