Медведь и Дракон - Страница 182

182

— Может быть, страх? — высказал предположение Гант.

— Страх чего?

— Если их валютные резервы настолько малы или даже ещё меньше, тогда они могут оказаться в положении, когда их яйца зажаты в тугие тиски, Клифф. Они испытывают боль, более острую, чем мы предполагаем.

— Предположим, что это так, Марк. Но неужели это внушает им такой страх?

— Здесь может сказаться влияние двух вещей, — пояснил Гант, наклоняясь вперёд на сиденье лимузина. — Это означает, что у них нет валюты, необходимой для покупки нужных товаров, или они не могут заплатить за уже купленные товары. Это приводит их в замешательство, а, как ты сказал, они гордые люди. Не думаю, что они захотят признать свою ошибку или показать слабость.

— Это верно, — согласился Ратледж.

— Гордость может стать причиной крупных неприятностей, Клифф, — заметил Гант.

Он вспомнил фонд на Уолл-стрит, распорядитель которого потерял сто миллионов долларов, потому что не захотел отступить от занятой им позиции, которую он считал выгодной несколькими днями раньше. Он упорно отстаивал правильность своего решения даже после того, как всем стало совершенно ясно, что он ошибается. Почему? Да потому, что он не хотел, чтобы на Уолл-стрит его приняли за трусливого котёнка. Таким образом, вместо того чтобы произвести впечатление трусливого котёнка, он заявил на весь мир, что является ослом. Но как нечто подобное может происходить в области международных отношений?

Глава государства не должен быть таким идиотом.

* * *

— Ситуация ухудшается, мой друг, — сказал Чанг, обращаясь к Фангу.

— Все из-за дурака-полицейского. Действительно, американцам не следовало реагировать на это происшествие так резко, но ничего подобного не произошло бы, если бы не вмешательство этого чрезмерно усердного полицейского.

— Скажи, почему президент Райан так нас ненавидит?

— Чанг, ты дважды принимал участие в заговорах против России, и дважды твои интриги была направлены против Америки. А не может ли быть, что американцы узнали об этом? Вдруг они догадались, в чём дело? Тебе не приходило в голову, что именно по этой причине они пошли на признание Тайваня?

Чанг Хан Сан отрицательно покачал головой.

— Это невозможно. Ничто не записывалось. — И наша безопасность в обоих случаях была идеальной, — подумал он, но не стал говорить вслух.

— Когда говорят о чём-то рядом с людьми, у которых есть уши, они запоминают, Чанг. В мире мало секретов. Ты не сможешь сохранить в тайне государственные секреты, как не сможешь скрыть восход солнца, — продолжал Фанг, думая о том, что эту фразу нужно обязательно включить в текст разговора, который запишет для него Минг. — Они расходятся слишком далеко, достигают слишком многих людей, у каждого из которых есть рот.

— Тогда что бы ты сделал в такой ситуации?

— Американцы обратились к нам с просьбой провести расследование, так что давай удовлетворим их просьбу. Факты, которые мы обнаружим, будут только теми фактами, которые мы пожелаем. Если полицейского нужно расстрелять, многие другие могут занять его место. Наши торговые отношения с Америкой более важны, чем этот дурацкий инцидент, Чанг.

— Мы не можем позволить себе унижаться перед варварами.

— В данном случае у нас нет выбора. Мы не можем позволить ложной гордости подвергнуть опасности нашу страну. — Фанг вздохнул. Его друг Чанг всегда был гордым человеком. Человеком, способным смотреть далеко вперёд, в этом нет сомнения, но слишком заботящимся о себе и о месте, которого он хочет достигнуть.

И всё-таки цель, которую Чанг поставил перед собой, была труднодостижима. Сам Фанг никогда не стремился занять первое место в иерархии власти, зато хотел стать человеком, который будет влиять на того, кто стоит во главе партии, быть похожим на императорских евнухов, которые направляли действия императоров в течение тысячи лет. Фанг едва не улыбнулся, думая, что никакая власть не стоит того, чтобы стать евнухом, да и Чанг наверняка не хотел заходить так далеко. Однако быть могущественным правителем, скрывающимся за кулисами, ещё труднее, наверно, чем быть человеком, сидящим на троне… и всё-таки, вспомнил Фанг, Чанг был той движущей силой, которая помогла выбрать Ху генеральным секретарём партии. Ху был полным ничтожеством, достаточно приятным человеком с царственной внешностью, способным убедительно говорить, но сам не являлся носителем великих идей…

…И это объясняет все, не так ли? Чанг помог Ху стать главой Политбюро именно потому, что тот был пустышкой, и Чанг хотел наполнить этот пустой сосуд собственными идеями. Ну конечно. Ему следовало бы понять это раньше. Повсюду считали, что Ху Кун Пяо намеренно выбрал для себя положение посредника, человека, во всем стремящегося достигнуть консенсуса, — так думали о нем за пределами КНР. На самом деле он был человеком без убеждений, способным принять убеждения кого-то другого, если этот другой — Чанг — сначала изучит обстановку и поймёт, каким будет мнение Политбюро.

Разумеется, Ху не был простой куклой. Проблема с людьми состояла как раз в этом.

Какими бы полезными они ни были по некоторым вопросам, по другим они питали иллюзии, что они думают сами, и самые глупые из них действительно имели идеи, но эти идеи редко были внятными и почти никогда не приносили пользу. Ху неоднократно приводил в замешательство Чанга, а поскольку он был председателем Политбюро, у него всё-таки была немалая личная власть, просто ему не хватало воображения, чтобы правильно воспользоваться ею. На шестьдесят процентов, может быть, даже чуть больше — он всего лишь выражал идеи Чанга. А что касается самого Чанга, он был почти всегда способен использовать своё собственное влияние и формировать свою собственную национальную политику. Он делал это почти всегда незаметно за пределами самого Политбюро, да и в Политбюро не все догадывались об истинном положении дел, поскольку большинство встреч с Ху были частными и проходили с глазу на глаз. Кроме того, Чанг никогда не говорил о них, даже в беседах с Фангом.

182